Она провела на аэродроме больше времени чем все мы. Наверное, только два-три человека из тех, кто сейчас работают, могли обойти ее.
В молодости она много и серьезно работала, за что у нее был свой дом и пропитание, любовь и уважение коллектива.
Были у нее и тяжелые моменты, когда сторожка уже сгорела, а охраны на аэродроме еще не было. На всю неделю она оставалась одна и как она в ту зиму, вообще, выжила, остается загадкой.
Потом, из увжаения к заслугам, ее отправили на пенсию и поставили на пожизненное довольствие.
Но и на пенсии она не предалась бездейству - как могла помогала на линии осмотра.
В последний год она стала совсем плоха - с трудом ковыляла и плохо видела. Операцию ей делать не советовали - здоровье не то, может уже и не выдержать.
Говорят, что собаки убегают умирать куда-нибудь подальше. Ей, наверное просто некуда было идти - всю жизнь она провела на аэродроме.
Здесь же и осталась.
В молодости она много и серьезно работала, за что у нее был свой дом и пропитание, любовь и уважение коллектива.
Были у нее и тяжелые моменты, когда сторожка уже сгорела, а охраны на аэродроме еще не было. На всю неделю она оставалась одна и как она в ту зиму, вообще, выжила, остается загадкой.
Потом, из увжаения к заслугам, ее отправили на пенсию и поставили на пожизненное довольствие.
Но и на пенсии она не предалась бездейству - как могла помогала на линии осмотра.
В последний год она стала совсем плоха - с трудом ковыляла и плохо видела. Операцию ей делать не советовали - здоровье не то, может уже и не выдержать.
Говорят, что собаки убегают умирать куда-нибудь подальше. Ей, наверное просто некуда было идти - всю жизнь она провела на аэродроме.
Здесь же и осталась.